Гарри Поттер и Орден Феникса

Обед в Большом Холле этой ночью был оказался для Гарри не слишком приятным. Новости о его перебранке с Умбридж разнеслись удивительно быстро, даже по меркам Хогвартса. Вокруг он постоянно слышал шёпот, когда сел поесть между Роном и Гермионой. Самое забавное, что никого из шептавших, похоже, не волновала мысль о том, что Гарри услышит, как о нем говорят. Напротив, они словно надеялись, что он разозлится и опять будет кричать, так что они смогут услышать его историю из первых рук.
— Он говорит, что видел Седрика Дигори убитым...
— Он треплется, что сражался с Сами-Знаете-Кем...
— Да ладно...
— Кого он думает, обманывает?
— Тянет время...
— Что-то я не понимаю, — сказал Гарри сквозь сжатые зубы, кладя нож и вилку (его руки лишком сильно тряслись, чтобы удержать их). — Почему они все два месяца назад поверили в эту историю, когда Дамблдор рассказал им...
— Дело в том, Гарри, конечно я не уверена, что они поверили, — мрачно сказала Гермиона. — Ой, пошли отсюда.
Она бросила свой нож и вилку; Рон посмотрел с тоской на свой наполовину съеденный пирог, но всё же последовал за ними. Люди смотрели им вслед, пока те не вышли из Холла.
— Что ты имела в виду, говоря, будто ты не уверена, что они поверили Дамблдору? — спросил Гарри, когда они добрались до лестничной площадки первого этажа.
— Слушай, ты не понимаешь, на что это было похоже, после того как это случилось, — спокойно произнесла Гермиона. — ты вернулся назад, появившись посреди поля, неся в руках тело мёртвого Седрика... никто из нас не видел, что случилось в лабиринте, мы только слышали слова Дамблдора, о том что Сам-Знаешь-Кто вернулся и убил Седрика и сразился с тобой.
— Но ведь так оно и было! — крикнул Гарри.
— Я знаю это, Гарри, так что пожалуйста, прекрати меня перебивать... — устало попросила Гермиона. — Это правда, но прежде, чем они все осознали, они уже отправились домой на лето, где они два месяца читали про то, что ты спятил и что Дамблдор — старый маразматик.
Дождь колотил в оконные стёкла, пока они быстро шагали по коридору назад, в Гриффиндорскую Башню. Гарри чувствовал себя так, будто первый день продолжался целую неделю, но у него ещё была куча работы, которую надо было сделать, прежде чем лечь спать. Тупая, пульсирующая боль в его правом глазу все усиливалась. Он глянул на забрызганное дождём окно, на тёмные земли, когда они возвращались по коридору к Толстой Тёте. В хижине Хагрида по-прежнему не было света.
— Мамбулус Мимбл, — сказала Гермиона прежде, чем Толстая Тётя успела открыть рот. Портрет качнувшись, открылся, открывая дыру за собой и все трое пролезли через него.
Гостиная была почти что пуста; приблизительно все были ещё внизу на обеде. Косолапсус, лежащий до этого свёрнутым колечком, распрямился и рысью побежал, чтобы встретить вошедших, громко мурлыча, и когда Гарри, Рон и Гермиона заняли три своих любимых кресла, он легко прыгнул на колени Гермионы и свернулся калачиком, как пушистая, рыжая подушка. Гарри уставился в пламя, чувствуя себя опустошённым и измученным.
— Как Дамблдор мог такое допустить? — резко крикнула Гермиона, тем самым заставив Гарри и Рона подскочить на месте; Косолапсус свалился с неё, выглядя оскорблённым. Она в ярости колотила руками свой стул, так, что целые куски материи полетели из дыр. — Как он допустил, чтобы эта ужасная женщина учила нас? В наш год, когда надо сдавать на С.О.В.У. тоже!
— Ну, у нас никогда не было хорошего учителя по Защите От Тёмных Сил, не так ли? И ты знаешь, что это значит, Хагрид говорил нам, что это профессия заколдована.
— Да, но нанять кого-нибудь, кто действительно отказывается учить нас магии! Во что Дамблдор играет?
— И она ещё пыталась найти людей, чтобы шпионили за ней, — мрачно добавил Рон.
— Помните, когда она сказала, что она хотела, чтоб мы пришли и сообщили ей, если мы услышим что-нибудь, про то, что Сами-Знаете-Кто вернулся.
— Конечно, она здесь для того, чтобы следить за всеми нами, это очевидно, зачем ещё Фадж захотел, чтобы она пришла сюда? — воскликнула Гермиона.
— Не начинай заново спорить, — устало сказал Гарри, как только Рон открыл свой рот, для возражения. — Мы что не можем,.. давайте просто делать домашнее задание, а это выкинем из головы.
Они забрали свои рюкзаки, что стояли в углу и снова вернулись на свои кресла к огню. Ученики уже возвращались с обеда. Гарри отвернулся, чтобы не видеть дыру за портретом, но всё же он чувствовал, что привлекает к себе многочисленные пристальные взгляды.
— А нам обязательно надо делать задание Снегга первым? — спросил Рон, окуная своё перо в чернила. — Свойства... лунного камня... и его использование... в приготовлении зелий, пробормотал он, написав эти слова на верхней строке своего пергамента. — Вот, — он озаглавил свой пергамент и с выражением уставился на Гермиону.
— Итак, какие свойства лунного камня и как его используют для приготовления зелий?
Но Гермиона не слушала, она косилась прямо в дальний угол комнаты, где Фред, Джордж и Ли Джордан сидели в центре толпы невинно — выглядевших первоклашек. Все из них что-то обдумывали над бумажным пакетом, который Фред держал в руках.
— Нет, извините. Они зашли слишком далеко, — сказала она, вставая, выглядела она при этом несомненно свирепой. — Пошли Рон.
— Я — куда? — спросил Рон, очевидно пытаясь выиграть время. — Нет, брось Гермиона, мы не можем сказать им, чтобы они прекратили раздавать свои сладости.
— Ты же прекрасно знаешь, что это всего лишь Кровавое драже или Рвотные Пастилки или...
— Или Слабительные таблетки, — тихо предположил Гарри.
Один за другим, как будто ударенные по голове невидимым молотком, первокурсники резко падали со своих мест, теряя сознание, некоторые соскальзывали прямо на пол, другие просто держались руками за свои кресла, с высунутыми языками. Большинство учеников смеялись, наблюдая за этим; однако Гермиона, расправила плечи и промаршировала прямо туда, где стояли Фред и Джордж с бланками[2], пристально наблюдая за первоклашками. Рон наполовину поднялся со своего кресла, неуверенно держась так момент или два, затем пробормотал Гарри:
— Она берёт это под свой контроль, — прежде чем опуститься в своё кресло настолько низко, на сколько позволяло его долговязое телосложение.
— Хватит! — решительно сказала Гермиона Фреду и Джорджу, они оба посмотрели на неё немного удивленными.
— Да, ты права, — сказал Джордж, кивая. — Эта дозировка выглядит слишком сильной, не так ли?
— Я же говорила вам этим утром, что вы не можете испытывать вашу ерунду на студентах!
— Мы платим им за это, — негодующе воскликнул Фред.
— Мне плевать! Это может быть опасно!
— Ерунда, — сказал Джордж.
— Успокойся Гермиона, они в порядке! — успокаивающе сказал Ли, в то время, как он ходил от первоклашки к первоклашке, засовывая тёмно красные конфеты в их открытые рты.
— Да, смотри, сейчас они придут в себя, — сказал Джордж.
Несколько первоклашек в самом деле зашевелились. Некоторые были в шоке, оттого, что обнаружили себя лежащими на полу или свисающими со своих кресел. Гарри был уверен, что Фред и Джордж не предупредили их, о том что это за конфеты, на самом деле.
— Нормально себя чувствуешь? — доброжелательно спросил Джордж у маленькой, тёмноволосой девочки, которая лежала возле его ног.
— К-кажется да, — с дрожью в голосе, ответила она.
— Отлично, — счастливо сказал Фред, но в следующую секунду, Гермиона схватила обе их дощечки[2] и бумажный пакет со Слабительными таблетками из его рук.
— Это НЕ отлично!
— Конечно это отлично. Они ведь живые, или как? — злобно сказал Фред.
— Ты не можешь это делать! Что если одному из них станет действительно плохо?
— Мы не собираемся делать им плохо, мы уже протестировали все конфеты на нас, ты ж посмотри, они все одинаково реагировали:
— Если не прекратите, я пойду к :
— Наложишь на нас наказание? — спросил он голосом "Хотел-бы-я-посмотреть-как-ты-это-будешь-делать".
— Заставишь нас писать что-то? — ухмыльнулся Джордж.
Зрители, во всей гостиной, уже смеялись. Гермиона вытянулась во весь свой рост, её глаза сузились и её пушистые волосы, казалось, потрескивают от электричества.
— Нет, — сказала она, её голос дрожал от злости. — Я напишу вашей матери.
— Нет, не напишешь, — ужаснулся Джордж, отходя от неё на шаг.
— О да. Напишу. — зловеще сказала она. — Я не могу остановить вас самих, поедать эти ваши идиотские штуки, но не давайте их первоклассникам.
Фред и Джордж выглядели ошеломлённо. Было понятно, на сколько их затронула угроза Гермионы. И с последним угрожающим взглядом на них, она швырнула бланк Фреда и пакет со Слабительным в руки близнецов и задрав нос, прошла к своему креслу у огня. Рон уже сидел так низко в своём кресле, что его нос был приблизительно на одном уровне с его коленями.
— Спасибо за твою поддержку, Рон, — ядовито сказала Гермиона.
— Ты и без меня неплохо справилась, — пробурчал Рон.
Гермиона смотрела на свой неисписанный кусок пергамента несколько секунд, а затем резко сказала:
— Ох, нехорошо это, теперь я не могу сконцентрироваться. Я иду спать.
Она открыла свой рюкзак; Гарри думал, что спрячет в него свои книги, но вместо этого, она вытащила две деформированные покрытые шерстью, штуки, аккуратно поместила их на столик у камина. Накрыла их несколькими, закрученными кусками пергамента и проткнула пером, отошла назад восхищаясь эффектом.
— Ты что делаешь, Мерлинова борода? — сказал Рон, опасаясь за её рассудок.
— Это шляпы для домашних эльфов, — живо ответила она, засовывая свои книги назад в рюкзак. — Я делала их всё лето. Я действительно плохая вязальщица, без магии, но я вернулась в школу и должна сделать ещё кучу всего.
Ты выпускаешь шляпы для эльфов? — медленно спросил Рон. — Ты что, хочешь сначала одеть их в мусор?
— Да, — вызывающе произнесла Гермиона, перекидывая рюкзак через плечо.
— Это не так, — злобно возразил Рон. — Ты пытаешься хитростью сделать так, чтобы они подняли шляпы. Ты заставляешь их стать свободными, когда они этого не хотят.
— Конечно они хотят быть свободными, — сказала Гермиона, её лицо начала заливать краска. — Не вздумай прикасаться к этим шляпам, Рон!
Она развернулась на каблуках и ушла. Рон подождал, пока она не исчезнет в дверях, в спальне девочек и убрал шляпы.
— В конце концов они же должны видеть, что они подымают, — твёрдо произнёс он. — В любом случае: — скатал Рон пергамент, на котором он написал только заголовок темы сочинения для Снегга. — Не имеет смысла, пытаться его сейчас закончить. Не могу делать его без Гермионы. У меня даже подсказки нет. Что, по-твоему я должен делать с лунными камнями?
Гарри потряс своей головой, замечая, что как только сделал это, боль в правом виске стала ещё хуже. Он думал про длинное сочинение о великих битвах, и про боль, которая остро пронизывала его. Прекрасно зная, что когда наступит утро, он пожалеет, о том, что не закончил сочинение этой ночью, Гарри сгрёб свои книги назад в рюкзак.
— Я тоже иду спать.
Он прошёл мимо Симуса к двери, ведущей в спальни, даже не посмотрев на него. У Гарри появилось мимолетное впечатление, что Симус открыл рот, чтобы заговорить, но Гарри набрал скорость и добрался до успокаивающей тишины каменной спиральной лестницы не имея больше терпения для каких-либо провокаций.
Рассвет следующего дня, был такой же свинцовый и дождливый как и предыдущий. Хагрид всё ещё отсутствовал на завтраке за преподавательским столом.
— Но с другой стороны, сегодня нет Снегга. — радостно заметил Рон.
Гермиона широко зевнула и налила себе кофе. Она выглядела чем-то довольной, и когда Рон спросил у неё, из-за чего она такая счастливая, она просто сказала:
— Шляпы исчезли, думаю в конце концов эльфы захотели свободы.
— Не буду спорить, — сказал её Рон. — Они наверно не посчитали это за одежду. По мне так они рассматривали эти шляпы как пушистые пузыри.
Гермиона не разговаривала с ним всё утро. За Сдвоенными Заклинаниями следовали Сдвоенные Превращения. Профессор Флитвик и профессор МакГонаголл потратили первые пятнадцать минут своего урока на лекцию о важности С.О.В.
— Что вы должны помнить, — сказал крошечный профессор Флитвик, как всегда стоявший на стопке книг, так чтоб он всё мог видеть с вершины своего помоста. — Эти экзамены повлияют на ваши будущие идущие годы! Если вы ещё серьёзно не позаботились об этом, то сейчас время сделать это. И между тем, я боюсь, что мы вынуждены будем заниматься ещё упорнее, чем когда-либо, чтобы быть уверенными, что вы всё честно сдали.
Затем они потратили больше часа практикуясь на Обаятельных Чарах, которое было внесено профессором Флитвиком в их С.О.В.У. и он закончил урок тем, что выдал им самое большое домашнее задание, за все их Заклинания.
То же самое было, если даже не хуже, на Превращениях.
— Вы не сможете сдать С.О.В.У.- мрачно сказала профессор МакГонаголл, — без серьёзного старания, практики и изучения. Не вижу причин, чтобы каждый из этого класса не смог сдать С.О.В.У. пока они не включатся в работу. — Невил издал грустный не верящий звук.
— Да и ты тоже, Долгопупс! — добавила профессор МакГонаголл. — Ничего плохого в твоей работе, кроме недостатка уверенности... Итак, сегодня мы начнём с Исчезающих Заклятий. Они легче, чем Периоды Колдовства, которые вы обычно не будете применять до уровня НОУТ, но они остаются самой сложной магией в вашей С.О.В.Е.
Она была абсолютно права; Гарри увидел, что Исчезающие Заклятья ужасно трудные. Под конец сдвоенных занятий ни он ни Рон не ухитрились заставить исчезнуть улитку, на которой они практиковались, но всё же Рон полный надежд, заявил, что улитка стала немного бледнее. С другой стороны, Гермиона с третьей попытки успешно заставила свою улитку исчезнуть, тем самым получив для Гриффиндора 10 баллов от профессора МакГонаголл. Она была единственным, кто не получил домашнего задания; всем остальным было сказано практиковаться на заклинании вечером, чтобы днём они были готовы к следующей пытке над улитками.
Теперь, слегка паникуя, про количество заданной им домашней работы, которую им предстоит выполнить, Гарри и Рон проводили своё обеденное время в библиотеке, разыскивая использование лунных камней в приготовлении зелий. По-прежнему злясь на Рона, за его слова, про шерстяные шапки, Гермиона не присоединилась к ним. В то время, когда они пришли на Уход За Магическими Существами в полдень, у Гарри снова разболелась голова.
День предстоял холодный и ветряный и когда они шли по склону к хижине Хагрида, расположенной на краю Запретного леса, они почувствовали случайные капли дождя на своих лицах. Профессор Гнилер-Планк стояла, ожидая класс, в десяти ярдах от парадной двери Хагрида. Длинная кафедра впереди неё была завалена веточками. Как только Гарри и Рон подошли к ней, громкий смех раздался за их спинами; развернувшись, они увидели Драко Малфоя , широко шагающего к ним, окружённый его обычной бандой слизенских закадычных друзей. Он явно сказал что-то слишком забавное, потому что Крэбб, Гойл, Панси Паркинсон и остальные продолжали сердечно хихикать, в то время как они собрались вокруг кафедры и, кстати, все пристально смотрели прямо на Гарри, который без особых трудностей догадался, что он был объектом шутки.
— Все здесь? — пролаяла профессор Гнилер Планк, сразу как только Слизеринцы и Гриффиндорцы подошли. — Ну что ж, начнём. Кто может сказать, как это называется?
Она указала на груду веточек перед ней. Рука Гермионы выстрелила в воздух. За её спиной, Малфой передразнил её скачки вверх и вниз в рвении ответить на вопрос. Панси Паркинсон издала пронзительный смех, который почти сразу превратился в визг, такой, что веточки на столе подпрыгнули в воздух, обнаруживая себя тем, что было похоже на крошечных эльфоподобных существ, сделанных из дерева, каждый с шишковатыми коричневыми ручками и ножками, два веточкообразных пальца на конце каждой руки и смешное, плоское, напоминающее кору дерева, лицо, на котором блестела пара коричневых выпуклых глаз.
— Уух ты! — воскликнули Парвати и Лаванда, совершенно раздражая Гарри. Любой бы мог подумать, что Хагрид никогда не показывал им впечатляющих существ; Скучечерви были немного скучными, но Саламандры и Гиппогрифы были достаточно интересны, и, по всей видимости, драклы были даже слишком интересными.
— Приглушите свои голоса, девочки! — резко бросила профессор Гнилер Планк, разбрасывая горсть того, что было похоже на неочищенный рис, между созданиями-палочками, которые немедленно накинулись на еду. — Итак, кто-нибудь знает, как называются эти создания? Мисс Грэнджер?
— Буттрикли, — ответила Гермиона. — Они стражи деревьев, живут на волшебных деревьях.
— Пять баллов Гриффиндору, — сказала профессор Гнилер Планк. — Да, это Буттрикли, и как правильно заметила мисс Грэнджер, в основном они живут на деревьях, из которых изготовляют волшебные палочки. Кто-нибудь знает, что они едят?
— Лесных вшей, — быстро сказала Гермиона, что объяснило, почему, когда Гарри взял зёрна неочищенного риса, они начали шевелиться. — И волшебные яйца, если, конечно, они смогут достать их.
— Молодец! Получите ещё пять баллов. Итак, всякий раз, когда вам понадобятся листья или ветки с дерева, на котором живут Буттрикли, очень умно иметь подарок в виде лесных вшей, чтобы быть готовыми отвлечь их или умиротворить. Может они и не выглядят опасными, но когда они рассержены, то они будут пытаться выколоть человеческие глаза своими длинными пальцами, которые, как вы видите, очень острые и нежелательно приближаться к ним глазными яблоками. Так что, если вы подойдёте поближе, дайте им немного лесных вшей — у меня тут достаточно для одного, в среднем для троих — то вы сможете изучить их поближе. Я хочу, чтобы к концу урока, каждый из вас нарисовал и обозначил все части их тела.
Класс в волнении окружил кафедру. Гарри намеренно сделал круг, чтобы оказаться прямо рядом с профессором Гнилер Планк.
— Где Хагрид? — спросил он её, пока все остальные выбирали Буттриклей.
— Не твоего ума дело, — подавляюще огрызнулась она, так же как и в последний раз, когда Хагрид не смог выйти на занятие. Глупо ухмыляясь во все своё остроконечное лицо, Драко Малфой наклонился к Гарри сжимая здоровенного Буттрикля.
— Может быть, — вполголоса сказал он, так чтобы Гарри только смог услышать, — глупого, здорового чурбана очень сильно ранило[3].
— Сейчас и ты будешь, если не закроешь свой рот, — уголком рта сказал Гарри.
— Возможно, он занялся делом непосильным для него. До тебя дошел мой намек?
Малфой ушёл, всё ещё глупо ухмыляясь, через своё плечо, Гарри, который резко почувствовал тошноту. Неужели Малфой что-то знает? Его отец был, всё-таки, Упивающимся Смертью. Что, если у него есть информация о судьбе Хагрида, какой нет у Ордена? Он быстро обогнул стол и присоединился к Рону и Гермионе, которые сидели на расстоянии друг от друга и пытались убедить Буттриклей, чтобы они оставались неподвижными настолько долго, чтоб они могли их срисовать. Гарри вытянул пергамент и перо, присел рядом с ними и шёпотом рассказал о том, что Малфой только что ему сказал.
— Дамблдор бы знал, если с Хагридом что-нибудь случилось, — наконец сказала Гермиона. — А наш взволнованный вид, только играет на руку Малфою; это говорит ему, что на самом деле мы ничего не знаем. Мы должны игнорировать его, Гарри. На, подержи немного Буттрикля, чтобы я смогла срисовать его лицо:
— Да, — раздались слова Малфоя, от ближайшей к ним группы, — Папа говорил Министру, как раз пару дней назад, ну вы знаете, и это звучало так, как будто Министерство действительно решило изменить стандарты обучения в этом месте. Так что, если этот переросший дебил появится снова, то, скорей всего, его немедленно пошлют упаковывать свои вещи.
— АЙ!
Гарри сжал Буттрикля настолько сильно, что чуть его не раздавил, и получил большой карательный удар по своей руке его острыми пальцами, оставляя на руке две длинные глубокие раны. Гарри уронил Буттрикля. Крэбб и Гойл, которые уже ржали над идеей об увольнении Хагрида, заржали ещё громче, когда Буттрикль помчался прямо по направлению к лесу, и вскоре маленького бегущего человека-веточку поглотили[4] корни деревьев. Когда звон колокола эхом пронёсся над землёй, Гарри свернул свой пергамент с изображением Буттрикля, покрытый кровяными пятнами, и промаршировал на Гербобиологию, рукой, обёрнутой платком Гермионы, иронический смех Малфоя всё ещё звенел в его ушах.
— Если он ещё раз назовёт Хагрида дебилом... — прошипел Гарри, сквозь сжатые зубы.
— Не подбивай Малфоя на ссору. Не забывай, что сейчас он староста, он может усложнить твою жизнь!
— Ух ты. Хотел бы я знать, на что это похоже, иметь сложную жизнь? — саркастически заметил Гарри. Рон засмеялся, но Гермиона нахмурилась. Вместе они дотащились до овощных грядок. Небо ещё казалось не способно решиться идти ли дождю или нет.
— Я только хочу, чтоб Хагрид поторопился и возвратился назад, это всё, — сказал Гарри низким голосом, когда они достигли теплиц. — И не говори, что эта Гнилер Планк учитель получше! — угрожающе добавил он.
— А я и не говорю, — спокойно произнесла Гермиона.
— Потому что она никогда не будет лучше Хагрида, — твёрдо сказал Гарри, полностью осознавая то, что он только что испытал образцовый урок по Уходу За Магическими существами и был полностью этим расстроен.
Дверь ближайшей теплицы открылась и из неё начали выходить четверокурсники, включая Джинни.
— Привет, — оживлённо сказала она, когда прошла мимо. Спустя пару секунд Луна Ловгуд внезапно появилась, волочась позади остального класса, на её носу было земляное грязное пятно, а её волосы были связаны в пучок на макушке.
Когда она заметила Гарри, её и без того[5] выпуклые глаза взволновано округлились и она помчалась прямо на него. Большинство её одноклассников любопытно развернулись посмотреть. Луна сделала глубокий вдох и затем выпалила безо всякого приветствия:
— Я верю, что тот Тот-Кого-Нельзя-Называть[6] вернулся и я верю, что ты сразился с ним и улизнул от него.
— Эээ... Да, — неловко промямлил Гарри. Луна носила, то что было похоже на пару оранжевых редисок в её серьгах. Несомненно, что заметив это, Парвати и Лаванда начали обе хихикать и тыкать пальцами на её серьги.
— Вы можете смеяться, — рявкнула она, её голос повысился, очевидно под впечатлением, что Парвати и Лаванда смеялись, сначала с того, что она сказала, а потом, с того, что она носит, — люди бывало верили, что нет таких вещей, как Blibbering Humdinger или Crumple-Horned Snorkack!
— Ну, они же были правы, не так ли? — нетерпеливо бросила она. — У них не было таких вещей, как Blibbering Humdinger или Crumple-Horned Snorkack.
Луна бросила на неё увядший взгляд и умчалась, безумно крутя редисками. Теперь Парвати и Лаванда не одни надрывались от смеха.
— Вы можете не оскорблять единственных людей, которые верят мне? — спросил Гарри Гермиону по пути в класс.
— Ох, святое небо, Гарри, ты можешь сделать лучше, чем она, — воскликнула Гермиона. — Джинни рассказала мне о ней, очевидно, она будет только верить в вещи, которые окончательно[7] не доказаны. Ну, ничего другого я не ожидала, от того, чей отец выпускает "Придиру"
Гарри подумал о зловещих крылатых конях, которых он видел в ночь, когда прибыл и как Луна сказала, что тоже может их видеть. Его настроение легко опустилось. Лгала ли она? Но прежде чем он ещё смог посвятить себе мысли об этом деле, Эрни МакМилан предстал перед ним.
— Хочу, чтоб ты знал, Поттер, — сказал он громким голосом, — что не только чудаки[8] тебя поддерживают. Лично я верю тебе на все сто процентов. Моя семья всегда твёрдо стояла за Дамблдором и я тоже.
— Эээ... большое спасибо, Эрни, — сказал Гарри, пятясь. Может Эрни тоже напыщен, как и он сам, и, тем не менее, Гарри по-настоящему оценил признания доверия того, у кого не свисали редиски с ушей. Без сомнения, слова Эрни стёрли улыбку с лица Лаванды Браун. И когда Гарри развернулся, чтобы поговорить с Роном и Гермионой, то заметил лицо Симуса, на котором одновременно читались смущёние и вызов.
Никто не удивился, когда профессор Спраут начала урок с лекции о важности С.О.В.Ы. Гарри хотелось, чтобы они это прекратили: у него сразу появлялось чувство беспокойства и скручивало живот, как только он вспоминал, сколько домашней работы ему предстоит сделать. И чувство, это только усилилось, когда профессор Спраут задала им ещё одно сочинение в конце урока[9]. Профессор Спраут была уставшей и насквозь пропахшей драконьим навозом, который она использовала как удобрение.
Гриффиндорцы толпой поплелись обратно в замок спустя полтора часа, никто из них не отличался многословием: это был ещё один долгий день. Поскольку Гарри был настолько голоден, и ему в пять часов предстояло его первое наказание с Умбридж, то он пошёл прямо на обед, не поднимаясь на гриффиндорскую башню, чтобы оставить рюкзак. Так что он мог немного побыть внизу, прежде чем столкнуться с тем, что Умбридж для него запасла. Только он достиг входа в Большой Зал, как громкий и сердитый голос прокричал:
— Эй, Поттер!
— Что ещё? — утомлённо пробормотал он, разворачиваясь лицом к лицу с Ангелиной Джонсон, которая выглядела так, словно была в плохом настроении.
— Я щас скажу тебе, что ещё, — сказала она, маршируя прямо к нему и тяжело тыкая в грудь Гарри своим пальцем. — Каким образом ты придёшь, если у тебя отбывание наказания в пять часов в пятницу?
— Что? — не понял Гарри. — Почему?.. ах да, тренировка.
— Наконец-то он вспомнил! — огрызнулась Ангелина. — Разве я тебе не говорила, что я хочу тренироваться вместе со всей командой, а не приспосабливаться с каждым в отдельности! Разве я не говорила, что специально зарезервировала Квиддичное поле? А теперь ты решил, что ты туда не пойдёшь?!!
— Я не решил не приходить туда! — воскликнул Гарри, ужаленный несправедливостью этих слов. — Я получил наказание от Умбридж лишь за то, что сказал ей правду о Сама-Знаешь-Ком.
— Ладно, ты можешь просто подойти прямо к ней и попросить её, чтобы она отпустила тебя в пятницу, — свирепо сказала она, — и мне плевать, как ты будешь это делать. Скажи ей, если захочешь, что Сам-Знаешь-Кто — плод твоего воображения, только по-уверенее!
Она развернулась на каблуках и удалилась.
— Знаете что? — спросил Гарри у Рона и Гермионы, когда они вошли в Большой Зал. — Я думаю, что нам лучше проверить Дружную Лужу (с народного перевода), т.к. Оливер Вуд убивал нас на протяжении всего сезона, потому что Ангелина похоже уловила источник его воодушевления.[10]
— Как полагаешь, какая вероятность, что Умбридж отпустит тебя в пятницу? — скептически спросил Рон, когда они уселись за Гриффиндорским столом.
— Меньше нуля, — мрачно ответил Гарри, кладя отбивную на свою тарелку и приступая к еде. — Лучше всё-таки, попытаться, не так ли? Я наживу себе ещё два взыскания или более того: Я думаю, что, — он проглотил полный рот картошки и добавил:
— Я надеюсь, что она не продержит меня долго этим вечером. Ты хоть представляешь, что нам надо ещё три сочинения, попрактиковаться в исчезательном заклинании МакГонаголл, поработать над контр-заклинанием Флитвика, закончить зарисовкой Буттрикля и завести этот дурацкий дневник снов для Трелани.
Рон простонал и по некоторым причинам глянул вверх, на потолок.
— Похоже, что дождь собирается.
— Как это нам поможет с домашним заданием? — спросила Гермиона, её брови поднялись.
— Никак, — наконец произнёс Рон, его уши начали краснеть.
Без пяти пять, Гарри сказал им двоим "Пока" и направился к кабинету Умбридж на третьем этаже. Когда он постучал в дверь, она крикнула "Входите" сладким голосом. Он, оглядываясь, осторожно вошёл. Гарри знал этот кабинет по трём предыдущим обитателям. В дни, когда Гилдерой Локхарт жил здесь, кабинет был обклеен сверкающими портретами себя самого. Когда кабинет занимал Люпин, здесь можно было встретить какое-нибудь фантастическое Тёмное создание в клетке или в аквариуме, если вы нанесли ему визит. В дни Грюма-самозванца, кабинет был напичкан различными инструментами и артефактами для обнаружения проступков и утаиваний. Сейчас, однако, кабинет изменился до неузнаваемости. Все поверхности были задрапированы кружевными покрывалами и тканями. Здесь были несколько ваз с сухими цветами, каждая находилась на своей собственной салфетке и на одной из стен, красовалась коллекция декоративных чашек, каждая из которых, была украшена переливающимся котёнком с бантом вокруг шеи. Они были такие грязные, что Гарри поражённо пялился на них, пока профессор Умбридж снова не заговорила.
— Добрый вечер, Мистер Поттер.
Гарри вздрогнул и оглянулся. Он сначала её не заметил, потому что на ней была мрачная, покрытая цветами, роба, которая очень хорошо сливалась со скатертью на письменном столе позади неё.
— Добрый вечер, профессор Умбридж, — натянуто произнёс Гарри.
— Ну, присаживайся, — сказала она, указывая на задрапированный кружевами, маленький столик, возле которого, она притащила кресло с прямой спинкой. Кусок чистого пергамента лежал на столе, очевидно, дожидаясь Гарри.
— Эээ... — произнёс Гарри, не двинувшись. — Профессор Умбридж, эээ... прежде, чем мы начнём, я хотел попросить вас... об одолжении.
Её выпуклые глаза сузились.
— Да?
— Ну, я... Я член Гриффиндорской Команды по Квиддичу. и предполагалось, что я буду тренироваться с новым Вратарём в пять часов в пятницу и я... я надеялся, что смогу избежать наказания этим вечером и выполнить его... выполнить следующим вечером... вместо.
Он знал, ещё задолго, до того как закончит своё предложение, что это было бесполезно.
— О нет, — сказала Умбридж, улыбаясь так широко, что казалось, что она проглотила особенно сочную муху. О нет, нет, нет. Это твоё наказание за распространение злых, непристойных, ищущих внимания историй, мистер Поттер, и наказания, разумеется, не могут быть согласовываться с просьбой виновного об удобстве. Нет, ты придёшь сюда в пять часов завтра, и наследующий день, и в пятницу тоже и ты будешь выполнять свои взыскания, как планировалось. Я думаю, для тебя это будет хорошим наказанием[11] — пропускать то, что тебе действительно надо делать. Это должно усилить урок, который я пытаюсь тебе преподать.
Гарри чувствовал, как кровь вздымается в его голове, а в ушах слышался ужасный шум. Значит он сказал злую, непристойную, ищущую внимания историю, так получается?
Она наблюдала за ним, слегка наклонив голову, и по-прежнему широко улыбаясь, как будто, она точно знала, о чём он сейчас думает и ждала, чтобы посмотреть, начнёт ли снова кричать. С огромным усилием, Гарри отвернулся от неё. Он бросил свой рюкзак рядом с креслом с прямой спинкой и уселся в него.
— Вот, — мило сказала она, — мы уже лучше контролируем наш темперамент, не так ли? Итак, вам предстоит написать несколько строк для меня, мистер Поттер. Нет, не вашим пером, — добавила она, нагнулся, чтобы открыть свою сумку. — Вы будете использовать одно из моих специальных. Вот.
Она протянула ему длинное, тонкое перо, с необычно острым кончиком.
— Я хочу, что бы ты написал: "больше не буду говорить неправду", — мягко сказала она ему.
— Сколько раз? — спросил Гарри, с похвальной имитацией вежливости.
— До тех пор, пока написанное не дойдёт до конца, — мило произнесла Умбридж. — Можешь начинать.
Она передвинулась к своему столу, села за него и согнулась над кипой пергамента с сочинениями, которые по всей видимости, надо было проверить. Гарри взял острое, чёрное перо и понял, что он упустил.
— Вы не дали мне чернила, — сказал он.
— О, тебе не понадобятся чернила, — сказала профессор Умбридж, с явным намёком на смех, в её голосе.
Гарри опустил кончик пера на бумагу и написал "не буду говорить неправды". У него вырвался крик боли. Слова, которые появились на пергаменте засияли красными чернилами. В это же время, эти слова появились на задней стороне его правой руки, врезаясь в его кожу, словно скальпель. Когда он снова взглянул на кожу, то от ран оставалась только легкая краснота[12]. Гарри оглянулся на Умбридж. Она наблюдала за ним, её широкий, подобно лягушки, рот, растянулся в улыбке.
— Да?
— Ничего, — спокойно произнёс Гарри.
Он снова посмотрел на пергамент, ещё раз ткнул в него перо, написал "не буду говорить неправды" и почувствовал режущую боль на тыльной стороне своей правой руки во второй раз, слова резали кожу; ещё раз, по прошествии нескольких секунд, следы исчезли. Он продолжил. Снова и снова, Гарри писал слова на пергамент, но не чернилами, &mdash это была его собственная кровь! И снова и снова, слова резали заднюю сторону его правой руки, раны заживали, и появлялись снова, как только Гарри опускал перо на пергамент. За окном Умбридж опустились сумерки. Гарри не спросил, когда ему будет дозволено остановиться. Он даже не смотрел на часы. Он знал, что Умбридж следила, но он не даст слабину, даже если просидит здесь всю ночь, изрезая свою руку её пером!
— Иди сюда, — сказала она, по прошествии, казалось, нескольких часов.
Гарри поднялся. Рука горела. Когда он посмотрел на неё, то увидел, что все порезы зажили, но кожа была ярко-красной.
— Руку, — потребовала она.
Он протянул. Она взяла его руку в свою. Гарри подавил дрожь, когда она прикоснулась к его руке своими тонкими, короткими пальцами, на которых она носила ряды уродливых старых колец.
— Так, так. Что-то мне кажется, что мы ещё не получили достаточного отпечатка, — сказала она, улыбаясь. — Ну что ж, мы попробуем снова, завтра вечером, не так ли? Ты можешь идти.
Гарри покинул её кабинет[13], не произнеся ни слова. Школа была абсолютно пустой; не было никакого сомнения, что полночь уже минула он медленно брёл по коридору, затем, когда завернул за угол и был уверен, что она его не услышит, перешёл на бег.
У него не было времени ни попрактиковаться в Исчезательном Заклинании, ни успеть записать хоть один сон в свой Сонник и, не закончить зарисовку Буттрикля, ни говоря уже про сочинения[14]. Он пропустил завтрак, для того, чтобы набросать придуманные сны для Прорицания — их первого урока, — и был удивлён, когда растрепанный Рон, составил ему компанию.
— Выходит, ты не делал это вчера вечером? — спросил Гарри, в то время как Рон, широко рассматривал гостиную, ища вдохновения. Рон, который уже крепко спал, когда Гарри входил в спальню [надо думать, вчера ночью], пробормотал что-то похожее на "занимался другими делами", согнулся над своим пергаментом и нацарапал несколько слов[15].
— Этого должно хватить, — сказал он, захлопывая свой дневник. — Я написал, что видел сон, как я покупаю себе новую пару туфель, не может же она состряпать из этого что-то странное, не так ли?
Они вместе поспешили в Северную Башню.
— Но всё равно — как там с наказанием Умбридж? Что она заставила тебя делать?
Гарри поколебался доли секунды, а затем произнёс: "Писал".
— Это не так плохо, да? — сказал Рон.
— Нет, — сказал Гарри.
— Да, я забыл, она отпустила тебя на пятницу?
— Нет, — ответил Гарри.
Рон сочувственно простонал. Это был ещё один плохой день для Гарри; он был одним из самых худших в Превращениях, из-за того, что не попрактиковался на Исчезательном Заклинании. Ему пришлось пропустить час обеда, для того, чтобы закончить изображение Буттрикля и между тем, профессоры МакГонаголл, Гнилел Планк и Синистра, дали студентам ещё больше домашнего задания, на которые Гарри не имел никакой перспективы закончить этим вечером, из-за второго наказания Умбридж. Плюс ко всему, Ангелина Джонсон снова подстерегла его на обеде, поучала его в связи с тем, что не сможет[16] быть в пятницу на тренировке Вратаря. Не вникнув в его положение она сказала и то, что хотела бы видеть игроков, которые бы желали остаться в команде, чтобы продолжать тренироваться, прежде чем на них наложат взыскание.
— У меня взыскание! — проорал Гарри, после того как она далеко отошла. — Ты думаешь, что я предпочёл бы застрять в комнате с той старой жабой или играть в Квиддич?
— В конце концов, это только строки, — утешительно изрекла Гермиона, когда Гарри уселся назад на скамью и уткнулся в свой бифштекс и печёночный пирог, который он давно не ел. — Что если б это было действительно ужасное наказание?
Гарри открыл рот, снова закрыл его и кивнул. Он не был уверен, почему не говорит Рону и Гермионе, что действительно произошло в кабинете Умбридж: он знал только то, что не хотел видеть взглядов ужаса; это могло сделать всё ещё хуже и следовательно, только усложнить его жизнь. Он также смутно чувствовал, что было между ним и Умбридж — личная битва сил волей, и он не собирается доставлять ей удовольствия слышать о том, что он жалуется.
— Я не могу поверить, сколько нам задали домашней работы, — несчастно воскликнул Рон.
— Ну а почему ты не сделал хоть что-нибуть прошлым вечером? — спросила его Гермиона. — Где ты был, во всяком случае?
— Я был... Я гулял, — уклончиво сказал Рон.
У Гарри создалось отчётливое впечатление, что сейчас сам он не единственный, кто скрывает некоторые вещи.
Второе наказание было ничуть не лучше предыдущего. Кожа, на задней стороне руки Гарри, в этот раз раздражалась и краснела куда быстрее[17]. Гарри думал, что вряд ли она ещё долго будет заживать так же хорошо. Вскоре раны останутся гравюрой на его руке и, возможно, Умбридж будет довольна.
Ни один крик боли не вырвался из него, однако, и с момента, как он вошёл в кабинет и до того момента, когда она его отпустила, снова около полуночи, Гарри ничего не сказал ничего, кроме "Добрый вечер" и "Спокойной ночи".
Состояние его домашней работы теперь было отчаянным и когда он вернулся в гостиную Гриффиндора, он, хотя и был опустошён, не пошёл спать, а вместо этого открыл свои книги и начал писать лунно-каменное сочинение для Снегга.
Было уже пол второго, когда он закончил. Он знал, что сделал плохую работу, но помощи было ждать неоткуда, ведь ему надо было сдать хоть какую-то работу Снеггу, чтобы избежать еще одного унижения. Потом он дал ответы на вопросы МакГонаголл, вместе с этим описывая Буттрикля для профессора Гнилер Планк, затем шатаясь, добрался до кровати, где упал не раздеваясь на покрывало и мгновенно уснул.
Четверг минул в тумане усталости. Рон выглядел тоже не выспавшимся, хотя Гарри и не мог понять, почему. Третье наказание Гарри прошло так же, как и два предыдущих, за исключением того, что после двух часов, слова "больше не буду лгать", не стирались с задней стороны руки Гарри, а оставались там царапинами, выделяя капельки крови. Паузы в скрипе пера привлекали внимание профессора Умбридж.
— Ах, — мягко сказала она, обходя свой стол, чтобы лично проверить руку. — Хорошо. Это должно служить тебе напоминанием, правда? Ты можешь уйти сегодня вечером.
— А я ещё должен приходить завтра? — спросил Гарри, поднимая свой рюкзак левой рукой быстрее, чем жгучей от боли, правой.
— О, да, — подтвердила профессор Умбридж, как и раньше, широко улыбаясь. — Да, думаю мы можем прорабатывать это немного глубже на следующей вечерней работе.
Гарри никогда раньше не считал возможным, что будет ещё один учитель в мире, которого Гарри будет ненавидеть больше Снегга, но когда он шёл по направлению к Гриффиндорской Башне, он допустил, что нашёл сильного конкурента. — Она злая, — думал он, в то время, как поднимался по лестнице, — она злая, кривая, сумасшедшая старуха...
— Рон?
Он достиг вершины лестницы, повернул направо и чуть не столкнулся с Роном, который спрятался за статуей Лачлана Долговязого, держа свою метлу. От неожиданности Рон подпрыгнул, когда увидел Гарри и попытался спрятать свою новую Чистую Победу 11 за своей спиной.
— Что ты здесь делаешь?
— Эээ... ничего. А ты что здесь делаешь?
Гарри нахмурившись глядел на него.
— Та брось, мне ты можешь рассказать! Зачем ты здесь прятался?
— Я... Эээ, я прятался от Фреда с Джорджем, если хочешь знать, — сказал Рон. — Они только что прошли с толпой первоклашек. Готов поспорить, что они опять тестируют на них свои штуки. Я имею в виду, что сейчас им запрещено это делать в гостиной, а здесь, без Гермионы, могут.
Он говорил очень быстро, лихорадочно.
— Но зачем ты взял свою метлу, если только не хочешь на ней полетать, не так ли? — спросил Гарри.
— Ладно, ладно! Хорошо! Я скажу, но не смейся, хорошо? — оборонительно сказал Рон, краснея с каждой секундой. &mdash Я... Я думал... потренироваться сейчас на Гриффиндорского Вратаря, когда у меня есть приличная метла. Вот. Теперь можешь смеяться.
— Я не смеюсь, — сказал Гарри. Рон моргнул. — Это потрясающая идея! Будет действительно клёво, если ты вступишь в команду! Я никогда не видел, какой ты Вратарь. У тебя хорошо получается?
— Я не плох, — сказал Рон, который выглядел чрезвычайно довольным реакцией Гарри.
Чарли, Фред и Джордж всегда ставили меня Вратарём, когда они тренировались на протяжении каникул.
— Значит сегодня ночью ты будешь тренироваться?
— Каждый вечер начиная со вторника... только на моей собственной. Я пытаюсь заколдовать Кваффл, чтобы он летал ко мне, но это не легко и я не знаю, сколько это будет действовать. — Рон выглядел нервно и беспокойно. — Фред и Джордж будут глупо смеяться, когда я поднимусь в воздух для тренировки. Они не прекратят смеяться надо меной до тех пор, пока я не стану лучшим учеником.
— Жаль, что я не пойду туда, — горько сказал Гарри, когда они направлялись прямо гостиную Гриффиндора.
— Да, я то... Гарри, что это у тебя сзади на руке?!
Гарри, который только что почесал нос своей свободной правой рукой, попытался спрятать её, но с тем же успехом, что и Рон, с его Чистой Победой.
— Только что порезался... ничего... это...
Но Рон схвати предплечье Гарри и подтянул тыльную сторону правой руки Гарри вровень со своими глазами. Наступила пауза, в течении которой, Рон рассматривал слова, вырезанные на коже, потом, выглядя так, как будто его сейчас стошнит, он отпустил Гарри.
— Я думал, что ты сказал, что она лишь давала тебе написать строки?
Гарри поколебался, но после того, что Рон был честен с ним, он рассказал всю правду о часах, проведённых в кабинете Умбридж.
— Старая ведьма! — возмущённо прошипел Рон, когда они остановились у портрета Толстой Тёти, которая мирно дремала, облокотив голову на раму. — Она больная! Сходи к МакГонаголл, скажи что-нибудь!
— Нет, — наконец сказал Гарри. — Я не доставлю ей удовльствия видеть, что она меня достала.
— Достала тебя? Ты не можешь ей позволить уйти с этим!
— Я не знаю, сколько силы МакГонаголл имеет против неё, — ответил Гарри.
— Дамблдор, тогда к Дамблдору!
— Нет, — вяло сказал Гарри.
— Ну, почему нет?
— Для него и так уже достаточно, — произнёс Гарри, но это была не правдивая причина. Он не пойдёт просить помощи у Дамблдора — с июня Дамблдор не говорил с ним ни разу.
— Я полагаю, тебе надо... — начал было Рон, но был прерван Толстой Тётей, которая сонно наблюдала за ними и теперь уже полностью проснулась. — Вы собираетесь говорить мне пароль или я так и буду не спать всю ночь, ожидая, когда вы закончите свою беседу?
Пятница выдалась такой же угрюмой и промокшей, как и остальная часть недели. Хотя Гарри автоматически бросал взгляд на преподавательский стол когда входил в Большой Зал, не было никакой реальной надежды на то, чтобы увидеть Хагрида и его разум немедленно возвращался к его большему количеству неотложных проблем, таких как, огромная куча домашнего задания, которую надо было сделать и перспектива ещё одного наказания с Умбридж.
Две вещи поддерживали Гарри в этот день. Одна мысль была, что скоро уже выходные; друга — что будет ужасное, но последнее наказание с Умбридж. Он имел отдаленный вид на Квиддичное поле из её окна и возможность, если повезёт, увидеть тренировку Рона. Это были скорее слабые лучи света, по правде говоря, но Гарри был счастлив всему, что освещало постоянную темноту; в Хогвартсе первой недели, хуже, чем эта, у Гарри ещё не было.
В пять часов этим вечером он постучал в дверь профессора Умбридж, что, как он искрение надеялся, было в последний раз, и был приглашён войти. Бланк пергамента лежал готовый для него на покрытом кружевами, столе, чёрное перо лежало рядом.
— Вы знаете, что делать мистер Поттер, — сказала Умбридж, сладко улыбаясь ему.
Гарри поднял перо и глянул в окно. Если он передвинет своё кресло хотя бы на дюйм или больше вправо: и, как будто пододвигаясь ближе к столу, он ухитрился сделать делать это. Теперь у него был отдалённый вид на Гриффиндорскую Квиддичную команду парящие вверх и вниз, в то время, как половина дюжины чёрных фигур стояла у подножья трёх высоких колец-ворот, очевидно, дожидаясь своей очереди в роли Вратаря. С такого расстояния было невозможно сказать, был ли среди них Рон.
"Не должен говорить неправду", написал Гарри. Рана на задней стороне руки открылась и начала кровоточить.
"Не должен говорить неправду". Рана врезалась глубже, больше жгла и болела.
"Не должен говорить неправду". Кровь стекала по его запястью.
Он ещё раз, случайно посмотрел в окно. Кто бы ни защищал сейчас кольца, получалось это в самом деле плохо. В те секунды, когда Гарри осмелился посмотреть в окно, Кетти Бэлл дважды сделала отметки "не защитано". Сильно надеясь, что этим Вратарём был не Рон, он опустил глаза на пергамент, светящийся от крови.
"Не должен говорить неправду".
"Не должен говорить неправду". Он смотрел всякий раз, хотя и знал, что это рискованно; когда он слышал скрип пера Умбридж или звук открывающегося выдвижного ящика стола. Попытка третьего претендента была довольно хорошей, четвёртого — ужасной, пятый исключительно хорошо увёртывался от Бладжера, но затем пропустил лёгкую подачу. Небо темнело, и Гарри усомнился, что увидит шестого или седьмого претендента.
"Не должен говорить неправду".
"Не должен говорить неправду".
Пергамент теперь был уже весь обкапанный кровью с задней стороны руки Гарри, которая горела от боли. Когда он снова посмотрел в окно, уже настала ночь и Квиддичное поле скрылось из виду.
— Ну давай посмотрим, закончил ли ты послание? — сказал мягкий голос Умбридж, спустя полтора часа.
Она пододвинулась к нему, протягивая свои короткие пальцы, к его руке. И затем, когда она схватила его, чтобы проверить слова, вырезанные теперь на его коже, его обожгла боль, но не на задней стороне руки, а на шраме, у него на лбу. В это же самое время, у него появилось очень странное чувство где-то внутри. Он выдернул руку из её хватки и вскочил на ноги, уставившись на неё. В ответ она смотрела на него, растягивая свой широкий, слабый рот в улыбке.
— Да, это больно, правда? — мягко спросила она.
Гарри не ответил. Его сердце колотилось тяжело и быстро. Говорила она о его руке или она знала, что только он почувствовал у себя на лбу?
— Ну, я думаю, я сделала своё дело. Ты можешь идти.
Он подхватил свой рюкзак и покинул кабинет на столько быстро, на сколько мог.
"Оставайся спокойным", сказал он себе, когда он бежал вверх по лестнице. "Оставайся спокойным, это не обязательно значит, то о чём ты подумал, это значит...
— Мамбулус Мимбл! — задыхаясь сказал он, Толстой Тёте, которая сразу открылась. Его поприветствовал рёв. Сияющий во всё лицо, к нему на встречу бежал Рон, расплёскивая перед собой усладэль из кубка, который сжимал в руке.
— Гари, я сделал это! Я в команде! Я Вратарь!
— Что? О, великолепно! — сказал Гарри, пытаясь улыбаться естественно, когда его сердце продолжало вырываться из груди, а его рука пульсировала и кровоточила.
— На, выпей усадэля! — впихнул Рон ему бутылку.
— Я не могу поверить в это... куда исчезла Гермиона?
— Она там, — сказал Фред, который был тоже обляпанный усладэлем, и указал на кресло у огня. Гермиона дремала в нём, её напиток случайно вылился ей на руку.
— Ну, она сказала, что ей приятно, когда я сообщил ей, — сказал Рон, выглядя слегка раздражённым.
— Пусть она спит, — торопливо сказал Джордж. Прошло несколько секунд, пока Гарри не заметил нескольких первокурсников, которые собрались вокруг близнецов, подавая безошибочные знаки покупки Кровоточащих Пилюль.
— Иди сюда, Рон, и посмотри, подойдут ли тебе старые робы Оливера, — позвала Кэтти Бэлл, — мы можем стереть его имя и вместо него написать твоё:
Как только Рон отошёл, Ангелина подошла к Гарри, крупно шагая.
— Извини, что я раньше я была немного резкой с тобой, Поттер. — отрывисто произнесла она. — Считай, это была управляющая шутка, ты знаешь, я начинаю думать, что была немного суровой, как иногда Вуд. Она наблюдала за Роном над краем своего кубка, слегка нахмурившись.
— Слушай, я знаю, что он твой лучший друг, но он не подготовленный. Я думаю, немного тренировки, и он будет в порядке. Он вышел из семьи хороших Квиддичных игроков. Я полагаю, что у него окажется больше таланта, чем он показал сегодня, по правде говоря. Викки Фробишер и Джефри Хупер оба летали лучше этим вечером, но Хуппер настоящий нытик, он всё время стонал то об одном, то о другом и Викки включала в себя все виды общества . Она позволила себе, что если тренируясь, столкнётся с её Клубом Обаяния, то первой наложит Заклятье. Но как бы там не было, тренировка начинается завтра в два часа, так что убедись, что в это время ты там будешь. И сделай мне одолжение, помоги Рону как сможешь, ОК?
Он кивнул и Ангелина отошла к Алисии Спинет. Гарри подошёл и сел рядом с Гермионой, которая рывком проснулась, когда Гарри опустил свой рюкзак.
— А Гарри, это ты: неплохо на счёт Рона, не так ли? — туманно отозвалась она. — Я просто так... так-так-так устала. — зевнула она. — Я не ложилась вплоть до часа, изготавливала ещё шляпы. Они исчезают как сумасшедшие!
И только сейчас Гарри заметил, что по всей гостиной были спрятаны пушистые шляпы, которые неосторожные эльфы могли бы случайно поднять.
— Замечательно, — рассеяно сказал Гарри. Если он не поговорит с кем-то, то взорвётся.
— Слушай, Гермиона. Я только что вернулся из кабинета Умбридж и она прикоснулась к моей руке.
Гермиона внимательно слушала. Когда Гарри закончил, она медленно произнесла:
— Ты думаешь, что Сам-Знаешь-Кто контролирует её, как контролировал Квирела?
— Ну, — сказал Гарри, понижая свой голос, — это же возможно, да?
— Полагаю, что да. — сказала Гермиона, хотя её голос звучал неубедительно. — Но я не думаю, что он может владеть ею, как владел Квирелом, я имею в виду, что он абсолютно живой сейчас, это не он, у него своё собственное тело и ему не надо владеть кем-нибудь ещё. Он может держать её под Заклятием Империус...
Гарри немного посмотрел на Фреда, Джорджа и Ли Джордана, жонглирующие пустыми бутылками из под усладэля. Затем Гермиона сказала:
— Но в прошлом году твой шрам заболел, когда никто до него не дотрагивался и разве Дамблдор не говорил, что это связано с тем, что Сам-Знаешь-Кто чувствует в это время? Я хочу сказать, что может это никак не связано с Умбридж в конце концов, может это было просто совпадением, когда ты был у неё?
— Она злая, — скучно сказал Гарри, — кривая.
— Она ужасная, да, но... Гарри, я думаю, что тебе следует сказать Дамблдору, что твой шрам заболел.
Это было уже дважды за день, ему посоветовали посоветоваться с Дамблдором и его ответ Гермионе был таким же, какой он дал Рону.
— Я не буду беспокоить его этим. Как ты только что сказала, это не такое уж большое дело. Он всё лето то болел, то нет. Мне просто было плохо вечером, вот и всё:
— Гарри, я уверена, что Дамблдор захочет, чтобы его беспокоили этим.
— Мда, — сказал Гарри, прежде чем смог остановить себя, — это единственное во мне, про что Дамблдор беспокоится, не так ли, мой шрам?
— Не говори так, это не правда!
— Я думаю, я напишу и расскажу обо всём Сириусу, посмотрим, что он скажет:
— Гарри, ты не можешь писать такое в письме! — воскликнула Гермиона, выглядя встревоженной. — Ты что не помнишь, что говорил Грюм, чтобы мы были осторожными с тем, что мы пишем! Нет гарантий, что сов не перехватят[18].
— Хорошо, хорошо. Я не буду писать ему! — раздражённо сказал Гарри. Он поднялся на ноги. — Я иду спать. Скажешь Рону, ладно?
— О нет, — облегчённо сказала Гермиона, — если ты идёшь, то это значит, что и я иду тоже, чтобы не быть грубой. Я абсолютно истощена&mbsp;— сделаю ещё немного шляп завтра. Слушай, ты бы мог помочь мне, если хочешь, это успокаивает и, к тому же, забавно. Я справляюсь всё лучше и теперь у меня получаются модели и вышивки самых разных вещей.[19]
Гарри посмотрел ей в лицо, которое сияло от ликования, и попытался сделать вид, что соблазнился этим предложением.
— Эээ... Нет, я не думаю, что я справлюсь, спасибо, — сказал он. — Эээ... не завтра. Мне надо сделать кучу домашнего задания.
И он потащился в спальню мальчиков, оставив Гермиону слегка разочарованной.